Антон Сазонов
Профессиональный фигурист Андрей Грязев ворвался в мир кино одним прыжком. Антону Сазонову стихийно талантливый режиссер рассказал о том, какое место в его жизни занимают фигурное катание и кино, как он находит героев для своих фильмов и что собирается делать дальше.
Читать далее
|
|
|
|
|
4 мая 2011
Пол Томас Андерсон Перевод: Наталия Пылаева
ПТА. Знаете, Ларс, когда я смотрел Догвилль, мне не показалось, что он об Америке. Для меня это фильм об ограниченности менталитета и зашоренности обитателей маленького города, и до самого конца я не думал, что он об Америке.
ЛФТ. Нет, я полностью согласен. Единственное, что я попытался сделать на тему Америки – это создать некое позитивное ощущение, связанное у меня со Стейнбеком или Марком Твеном – ощущения, атмосферу…
ПТА. Минуточку. Не может быть! Просто я уже года как одержим Стейнбеком. Вы много его читали?
ЛФТ. В молодости – да.
ПТА. У него есть сборник рассказов "Америка и американцы", совершенно потрясающий, и я хотел бы дать его вам почитать. Там есть моменты, словно взятые из Догвилля, и в течение последнего года для меня это было очень важно. Он воевал на Второй мировой, писал о Вьетнаме и маккартистких слушаниях, он был очевидцем всех этих событий. Он был не только великим романистом, но еще и журналистом, одним из лучших американских писателей.
ЛФТ. Я не так много его читал, но мне казалось, закадровый текст в фильме – очень американский. Хотя позже мне говорили, что это вовсе не так.
ПТА. Закадровый текст? Очень британский!
ЛФТ. Он не британский. Я разговаривал об этом с Джоном Хертом, он сказал: "Он не британский". Так что это что-то вроде датско-британского, пытающегося быть американским.
ПТА. Но знаете, если бы я вас не знал, я бы и понятия не имел, откуда, черт его дери, взялся этот фильм или многие другие ваши картины.
ЛФТ. Что, на самом деле, не плохо. Это почти как с Дэвидом Боуи – мы были уверены, что он с Марса.
ПТА. Как вам пришла в голову мысль закончить Догвилль песней "Young Americans"?
ЛФТ. Пол Беттани и я были настоящими фанатами Дэвида Боуи, и в какой-то момент, когда настроение на площадке было весьма упадническим, мы включили эту песню, и все стали под нее танцевать. Мне всегда очень нравилась мелодия, но я не понимал текста. Я и сейчас его не понимаю. [смеется]
ПТА. Еще бы! Я понимаю "Young Americans"!
ЛФТ. Я всегда думал, там поется "Всю ночь она была юной американкой", а на самом деле там "Всю ночь она хочет юного американца", что совсем другое дело. [смеется]
[Разговор прерывает телефонный звонок ПТА: ему сообщают о том, что скоро необходимо лететь в Нью-Йорк].
ЛФТ. Не волнуйтесь.
ПТА. Я не волнуюсь. Похоже, что я волнуюсь? Ларс, я же сейчас сижу с вами – вы мой герой. Я не могу волноваться.
ЛФТ. Это все равно, что сидеть с Бушем – не можете волноваться?
ПТА. Если бы Буш пригласил вас в Белый дом, поехали бы?
ЛФТ. Сидеть в самолете от этого было бы не легче.
ПТА. Ну, мы вас вырубим, дадим парочку колес, и все, закатим в машину.
ЛФТ. Уверен, Буш сможет притащить меня в Белый дом, если действительно этого захочет.
ПТА. Но если бы Буш позвонил и сказал: "Я хочу, чтобы вы приехали в Белый дом и побеседовали со мной о том, что вы делаете", вы бы поехали?
ЛФТ. Ээ, нет [смеется]. А вы?
ПТА. Конечно. Я слышал, что Клинтону понравились Ночи в стиле буги, и я очень обрадовался. А потом они еще запросили копию Магнолии.
ЛФТ. Мы, кажется, посылали Рассекая волны.
ПТА. В Белый дом?
ЛФТ. Клинтону или его дочери, или еще там кому-то. Они же не могут сходить в видеомагазин – это слишком далеко от Белого дома.
ПТА. Хотя, не знаю. Клинтон любил выбираться из Белого дома. Ходил по ночам в "МакДональдс", например. Мне кажется, ему просто хотелось выбраться из дома.
ЛФТ. По сравнению с Бушем, Клинтон казался неплохим парнем, да? Он играл на саксофоне.
ПТА. Он играл на саксофоне, гонялся за юбками. То есть вот именно такого человека и хотелось бы видеть в президентах.
BB: Я хочу задать один вопрос, Пол. Что для вас, как для американца, значит Америка?
ЛФТ. Отлично. Да ладно! Нет, что для вас значит Дания? О, у вас такая красивая страна, больших пушек нет…
 ПТА. Я люблю ее. Я люблю ее, но на свете не так много мест, которые я не люблю. Я довольно свободен в своей любви к этому месту. Я вырос в Калифорнии, и я люблю Калифорнию, и довольно долгого она оставалась собой – до недавнего времени, до Арнольда Шварцнегера. А Нью-Йорк замечателен тем, что, как только я схожу с самолета, первое, что я замечаю – да, какие все толстые – но еще и то, что все, абсолютно все здесь.
ЛФТ. И что же это значит?
ПТА. От этого возникает радостное чувство и ощущение комфорта. У меня не возникает гордости за Америку. Просто возникает чувство, что все находятся здесь и борются за то же самое, что и все люди во всем мире – за маленький кусочек счастья изо дня в день.
ЛФТ. С этим, конечно, нельзя не согласиться. Что есть, то есть.
ПТА. Я только что был в Хорватии, у них там есть отличная поговорка: "Здесь на каждой улице свое правительство, у нас 87 политических партий". То же самое я чувствую и по отношению к Америке. Я всегда буду идти против властей и сильных мира сего. Всегда.
ЛФТ. Я представляю себе все лучшее, что должно быть в Америке.
ПТА. [смеется].
ЛФТ. Но говорить, что я знаю, как сделать вашу страну лучше, не будучи при этом американцем – большей провокации не придумаешь. И все почему? Это связано не столько с национализмом или с границами, сколько с политикой и с неким базовым пониманием того, что следует делать с людьми.
|
|
|
Версия для печати
