Александр Шпагин
Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы.
Читать далее
|
|
|
|
|
20 октября 2009
Крис Родли Перевод: Татьяна Алёшичева
А что именно вы вырезали?
Сцены три-четыре. Например, сцену с монетами. В фильме от нее чуть-чуть осталось, но первоначально там был целый ряд вещей, за которыми наблюдает Генри. Вначале он видит двух детей в проулке, но они находятся в тени и совсем небольшие. Сцена дневная, но все в дыму и клубах пыли. Их едва видно. Они возятся в грязи, находят несколько таких цилиндриков из десятицентовиков и начинают копать, чтобы найти еще. Генри видит это из окна и быстро выходит из комнаты. Он успевает только выйти в коридор, и в этот момент ребенок начинает плакать. Но он не возвращается, а идет дальше по лестнице, потому что лифт сломан. Он выходит в холл, а плач ребенка проникает сквозь шахту лифта. Он пинает кушетку, и на звук выходит консьержка и посылает его обратно в комнату. Эта крошечная сцена мне очень нравилась целиком. Когда Генри возвращается в свою комнату, то видит, что детей на улице уже нет, а какие-то взрослые дерутся из-за монет — копаются в грязи, потом перестают и снова дерутся. Наступает ночь, а они все еще продолжают драться из-за монет. Чуть-чуть от этой драки в итоге осталось.
В тот вечер Джек Нэнс набил карманы деньгами. Я положил в эту грязь около пятидесяти долларов. По мне, это все равно что выкинуть пятьсот миллионов! Поэтому я хотел, чтобы мне вернули все до копейки. А Джек стоял на балконе верхнего этажа и орал: "Послушай, Линч! Мы на тебя пять лет пахали, а тебе денег жалко!" — и все в таком духе. Поносил меня на чем свет стоит. К тому же захапав своими загребущими руками мои деньги. Тогда я окончательно решил положить всем участникам какие-то проценты. Они и раньше им полагались, но думаю, я их увеличил! (Смеется.)
Разве вы не вырезали и другие сцены, например ту, где две женщины привязаны к кровати?
Да. Генри заглядывает в комнату, а там две привязанные женщины и мужчина с электрической распределительной коробкой в руках. Это было красиво. Сверху на ней было два зажима, и от нее тянулись два длинных кабеля, а этот человек, похоже, тестировал прибор, от которого летели огромные искры. Проделывая все это, он приближался к женщинам. А Генри выходит! (Смеется.) Я вырезал эту сцену — решил, что она повредит фильму. Я не хотел, чтобы кто-то задумывался, а что там за дверью. Это только затруднило бы восприятие.
Вредительская сцена: женщины под напряжением
(В. Фиппс Уилсон и Кэтрин Коулсон) и мужчина с сигарой и распределительной коробкой (Джилл Деннис),
сейчас полетят искры в Голове-ластик (1976)
Фильм нашел свою нишу на ночных показах, примерно тогда же, когда и ранние фильмы Джона Уотерса. Это как-то помогло его продвижению?
Да. Уотерс, кстати, тоже мне очень помог. Один из его фильмов как раз выходил — не помню, какой именно, — но тогда он уже заработал репутацию бунтовщика и маргинала. Он устроил пресс-конференцию после показа, а про свой фильм говорить не стал. Вместо этого он просто сказал публике, что все должны пойти и посмотреть Голову-ластик! Это реально помогло нам. Его регулярно показывали в семнадцати городах. А в то время (сейчас, к сожалению, уже не так) ночные сеансы — это было серьезно. Например, в кинотеатре "Нуарт" здесь, в Лос-Анджелесе, фильм показывали в течение четырех лет. Всего раз в неделю, зато его название можно было прочитать на афише над входом каждый день. Так что видели его люди или нет, но через четыре года он стал известен. Жалко, сейчас такого больше не делают. Многие фильмы можно было бы продвинуть по такому принципу.
В каком-то смысле, наверное, невозможно было бы сделать Голову-ластик сейчас. Не снять, а донести до публики, потому что этой "подпольной" ниши сейчас практически не существует. Кинотеатры и дистрибьюторы вряд ли взяли бы на себя такой риск. Поэтому все экспериментальные работы показываются на видео или в арт-галереях.
Уверен, что так оно и есть, но не хочу об этом думать. Если бы люди захотели, все так или иначе вернулось бы на круги своя. Иногда кажется, что независимое кино умерло, а на следующий год появляется двадцать отличных новых независимых фильмов. Никогда не знаешь, что там выскочит из-за следующего поворота. Может, там молодые режиссеры со сплошными новыми идеями. Как только им попадут в руки деньги и камера, они снимут что-нибудь страшно экспериментальное и взвалят на себя огромные риски. А потом их фильмы увидят свет. Кинематограф время от времени переживает что-то вроде всплеска, который двигает его вперед и реорганизует. В большом кино тоже. Никто не может предсказать, что произойдет дальше. И это здорово.
Очевидно, что то время, пока снималась Голова-ластик, было для вас особенным. Но что вы теперь, оглядываясь назад, думаете о фильме?
Ну, по некоторым причинам нам однажды понадобилось посмотреть новые копии фильма через пару лет после того, как он был снят. Я уже жил другими заботами и мог себе позволить просто расслабиться и посмотреть. Когда фильм закончился, я сказал: "Идеально". (Смеется.) Это был единственный раз, когда я мог сказать такое о собственном творчестве. В тот день Голова-ластик очень меня порадовала.
Перевод Татьяны Алешичевой
|
|
|
Версия для печати
