
Иван Денисов
Обычно супергероев мы ассоциируем с комиксами, их экранизациями или стилизациями под эти экранизации. Но супергерои попали под каток леволиберального конформизма.
Читать далее
|
|
|
|
15 октября 2009
Владислав Шувалов
Если продолжить поиск соучастников Солондза по "антисоциальному жанру", то можно предположить, что он находится в некотором идейном родстве с режиссерами поколения "Х": сторонником тинейджерского разгильдяйства Кевином Смитом (1970 г.р.), защитником малахольных чудаков Уэсом Андерсоном (1969 г.р.) и проводником трагикомедийных сюжетов с оттенком жанровой серьезности Полом Томасом Андерсоном (1970 г.р.). Все они реализовались в 90-е, все сами пишут сценарии. Но многие из них (К.Смит, У.Андерсон) увлекаются проходными эпизодами и малозначащей болтовней, склеивающей фрагментарный характер их фильмов. Творчество некоторых авторов (того же Смита) имеет киноманскую природу. Наконец, сплоченные временем ехидной независимости и критических перевертышей они достигли своего рубежа. К.Смит снизошел до романтических комедий, У.Андерсон окунулся в сентиментальные травелоги, П.Т.Андерсон устремился в эпический мейнстрим. А Тодд Солондз вновь ушел в "несознанку" на пять лет. Чтобы сохранить себя ему следует держаться черного трагифарса, основанного на литературных амбициях, пушечных инвективах и безжалостном отношении к ситкому.
Показательно, что Солондз пытался соответствовать этим параметрам, когда выпустил Перевертышей, подвергнутых критике за издевательство над религиозными чувствами соотечественников и увлечение чернухой. Перевертыши посчитались недостойными из-за композиционного сумбура и автоповторов по отношению к Кукольному дому, хотя нельзя не заметить, что уже на уровне названия Солондз декларирует технику палиндрома, собираясь рассказать известную ему историю с другого конца, задом наперед. Автор никого не обманывает, но создает совершенно оригинальный фильм.
Хотя, кажется, правда кроется в ином: некоторые зрители просто утонули в судьбе героини, разомкнутой на хор из восьми голосов. Характер и биография девочки Авивы не меняется, но в зависимости от того, чье лицо мы видим на экране, начинаем иначе оценивать героиню. Малоприятный вывод: внешняя оболочка диктует отношение. "Внешность", "видимость", "упаковка", и есть главная мишень критики Тодда Солондза – лупоглазого лысоватого еврея, лишенного всяких черт привлекательности, с ранних лет переживавшего необходимость усиленно двигаться в противоход стандартным представлениям о красоте. В свои фильмы Солондз целенаправленно привлекает актеров с недостатками – от толстых, тощих, рябых до людей с ограниченными способностями. Однако и здесь найдется повод для недоумения, поскольку Солондз отказывает "нестандартным" персонажам в моральной компенсации по одному лишь факту их ограниченности и нестандартности. Люди, отмеченные косметическими и физиологическими пороками, не только не святые, но еще большие уроды: они обречены испытывать омерзение не только когда глядят по сторонам, но и когда подходят к зеркалу. Некрасивая девочка из Кукольного дома транслирует вовне полученную ненависть, стараясь изжить со свету малолетнюю смазливую сестренку. Студент из первой главы Сказочника, скованный церебральным параличом, занимается сексом с вполне симпатичной однокурсницей, но в следующем кадре парень "кидает" претензии своей любовнице, истово ревнуя девушку к любым проявлениям недоступной ему свободы. Разница человеческого опыта, по Солондзу, не может служить индульгенцией и быть дорогой к святости. Несчастные фрики такие же негодяи, что и толстокожие загорелые красавцы. Отличие в том, что люди битые и поломанные чрезвычайно ранимы и наблюдательны. И если им приходится наносить удар, то они проводят болевой прием прицельно и точно, со знанием анатомии. По негласному обычаю корректного отношения к убогим человек с видимыми пороками должен быть показан в голливудском кино страдающей натурой с богатым внутренним миром, но у Солондза он запросто может выступить в роли стукача, лжеца или мелкого пакостника.
Солондза забраковали бы, если бы не его юмор – черный, жестокий, на грани кощунства. Но одновременно – ладный, искрометный, спасительный. Только надев сатирическую маску можно подступиться к зудящим комплексам и набившим оскомину проблемам. Никто не залезет без скафандра в болото насилия и не нырнет в выгребную яму нравственной деградации. Юмор Солондза – это радиационный щит в условиях превысившего допустимый порог излучения. Чтобы не лгать, но и не усиливать невроз, умные авторы подводят реальность под знаменатель комизма. Однако у многих зрителей и критиков бесцеремонное обращение Солондза с моралью вызывает приступ бешенства, и это тоже объяснимо. Подобно противогриппозной прививке, на несколько дней выбивающей пациента из колеи ломотой суставов и повышением температуры, кино Солондза сначала вызывает оторопь. Так, в виде кратковременной горячки или приступа стенокардии, организм проявляет реакцию на солондзовскую вакцину.
Когда Тодд Солондз был в Москве с ретроспективой своих фильмов, я спросил у него, что для него есть "счастье". Он ответил: "Хороший ужин. Счастье - категория нестабильная, - добавил он, - в этом его проблема". Фактор нестабильности - один из основных выводов его кино, в котором ни на что и ни на кого нельзя положиться. Доктора могут не только лечить, но и уродовать (Счастье), преподаватели - не только учить, но и насиловать (Сказочник). Нелюбовь живет в благополучных с виду семьях (Добро пожаловать в кукольный дом!), а отсутствие веры – среди религиозно настроенных мирян (Перевертыши). С использованием инструментов рационального сознания, таких как идеология, логика, психология, политика, в попытках отыскать клад счастья человек роет себе яму, дно которой уже так глубоко, что туда не проникает солнечный свет. Кино Солондза – это брошенный в темноту фонарь, на короткий миг освещающий темные закоулки души, о существовании которых хотелось бы забыть.
2 страницы
1 2
|
|
|
|