Елена Сибирцева
Авторы фильмов Шультес и Охотник режиссер Бакур Бакурадзе и соавтор сценариев Наиля Малахова – о кинообразовании вообще и своем обучении во ВГИКе в частности.
Читать далее
|
|
|
|
|
24 сентября 2009
Владислав Шувалов
4. Ангелы-истребители
Если с политикой Альмодовару не повезло, то карикатура религиозного сознания ему, как и прочим творческим испанцам (и другим выходцам из средиземноморских католических стран), с лихвой удалась. В Лабиринте страстей были представлены многие классы Мадрида, но не было священнослужителей, которые ворвались на альмодоваровский экран в 1983 году. Если Лабиринт отсылал в Бунюэлю, то Нескромное обаяние порока, представлявшее собой феерический антиклерикальный абсурд, наводило на аналогию с творчеством таких провокаторов как П.П. Пазолини и М. Феррери. Если приложить к фильму формулу о приемлемости естества, озвученную чуть выше, можно допустить, что монашки, главные героини фильма, не были объектом злорадства Альмодовара. Они несли то понимание добродетели, которое было близко самому режиссеру. Монахини были одержимыми помощью ближним и искренне желали, чтобы в их обитель поступило больше наркоманов и проституток. Раскрепощение общества и смещение моральных планок к началу 80-х нейтрализовали значимость категории греха, как фактора рефлексии, и сделали анахроничными такие места, как монастыри. Монашки сами идут навстречу греху, становясь наркоманами и посещая рок-клубы. Когда от передоза умирает любовник певицы Иоланды, а за ней самой начинает охотиться полиция, героиня предпочитает спрятаться от светских проблем за высокими стенами монастыря. Однако переждать непогоду и покинуть монастырь как ни в чем не бывало настолько же непросто, как выйти сухой из воды маргинального океана, в котором бушуют Пепи, Люси, Бом и их отвязные подружки. Автор неотступен в мысли, что отношения с религией подразумевают тот же каскад душевных чувств и искренности, что требует и мадридская богема. Располагая монахинь на одной ступени с маргиналами, автор обнаруживает в страдалицах больше человеческого, чем это удавалось пиару церковников.
На главную роль продюсер фильма навязал Альмодовару свою любовницу (что напоминает сюжет Разомкнутых объятий) – Кристину Санчес Паскуаль. Памятуя перекос симпатий между главными и второстепенными персонажами в Лабиринте страстей, Альмодовар берет эту особенность на вооружение и акцентирует внимание на образах, обрамляющих главную героиню. В Нескромном обаянии порока формируется тот состав, который упрочит в будущем славу Альмодовара как мастера женского характера и режиссера-феминиста. Роли сестер исполнили Кармен Маура, Мареса Паредес и Чус Лампреаве. Этот фильм закрепил репутацию Альмодовара как провокатора и первого "развратника" европейского кино начала 80-х. Испанец уже давно был на примете у крупнейших отборщиков, но Каннский фестиваль не рискнул принять скандальный фильм, а в Венеции его подвергли остракизму и выдавили за рамки официальной программы.
5. Всеобщая коррида чувств
 В 1984 году Альмодовар впервые снимает фильм по схеме мыльной оперы – За что мне это?, но как бы переворачивая сериальные штампы вверх тормашками. С этих пор стиль "бизарной мелодрамы" (от Женщин на грани нервного срыва до Возвращения) будет его фирменным знаком. Кармен Маура, бессменная прима Альмодовара в этот период, играет женщину среднего возраста, доведенную тяготами семейного быта до нервного истощения. У нее давно нет интимной связи с мужем, ее в грош не ставят дети-подростки, ее достала свекровь, напрягают соседи. Полуграмотная женщина, не слезающая с антидепрессантов, еле-еле сводит концы с концами – муж, работающий таксистом, утаивает от нее деньги, и для латания бюджетных дыр ей приходится вертеться как белка в колесе, подрабатывая уборщицей у эксцентричных состоятельных обывателей. Сериальный шаблон заключается в перетирании бытовых мелочей и сентиментальной головомойке. Однако Альмодовар отказывается от нагромождения банальностей и делает по сути "антисериальное кино" - безрадостная картина жизни несчастной женщины вряд ли привлечет любительниц простых сюжетов. За что мне это? вызовет больше интереса у поклонников Хичкока и Шаброля, умеющих интуитивно прочувствовать "красоту" "церемонии преступления". Несмотря на криминальный поворот, фильм держится в пределах горячей мелодрамы, однако Альмодовар не позволяет патоке заливать сюжет - он постоянно что-то изобретает. Так, пролог и вступительные титры идут под кадры тренировок в клубе восточных единоборств и клич бойцов (в этот период мейнстрим захлестнула волна интереса к японской боевой культуре – от Парня-карате /1984/ до Мисимы: жизни в четырех главах /1985/); чуть позже сам Альмодовар появляется в образе расфуфыренного оперного певца (пародия на популярную Кармен /1983/, получившую несколько премий в Канне и выдвинутой от Испании на "Оскар"). Никогда прежде Альмодовар не делал таких весомых заявок на лидерство в испанском арт-кино. Он лихо жонглирует жанрами, откликается на злободневные проблемы, поражает сценарными придумками (сюжетная линия о фальсифицированной переписке Гитлера). Альмодовар дает повод для искусствоведческих обобщений: критики видят в фильме отсылки к периоду итальянского неореализма, отклик на годаровскую Две или три вещи, которые я знаю о ней и признания немецкой культуре (в частности, Лени Рифеншталь и скончавшемуся Райнеру Вернеру Фассбиндеру). Обязательным мотивом лент Альмодовара с этого момента становится ирония над писателем, ведь сам режиссер состоялся прежде всего не как кинематографист, а как автор рассказов и комиксов (в России выпущена книга его опусов – Патти Дифуса и другие тексты /2005/). Рефлексия над участью писателя, чья внешняя оболочка обманчива, а внутренний мир непознаваем, была опробована испанцем еще в Нескромном обаянии порока - там одна из монахинь подпольно строчила дамские романы. В этом фильме второстепенными героями является чета писателей, которым прислуживает героиня Кармен Мауры, а в более позднем Законе желания /1987/ автор и его пишущая машинка становятся главными персонажами, генерируя события лабиринта страстей.
На малоизвестном кинофестивале в Валенсии За что мне это? получил помимо второго приза ("Серебряная пальма") весьма существенный приз ФИПРЕССИ: кинопресса признала Альмодовара своим. Период "бунтарства без причины" ушел в небытие. Взору общественности предстал один из самых незаурядных талантов западноевропейского кино 80-х – постмодернист, который умеет придумывать сюжеты, знает и любит кино, обладает чувством визуального, способен адаптировать к своему стилю и классику, и мыльные оперы. Беспечный ездок испанской мовиды выехал на скоростную магистраль навстречу большим перспективам и звездному будущему.
3 страницы
 1 2 3
|
|
|
|
Версия для печати
