Елена Сибирцева
Авторы фильмов Шультес и Охотник режиссер Бакур Бакурадзе и соавтор сценариев Наиля Малахова – о кинообразовании вообще и своем обучении во ВГИКе в частности.
Читать далее
|
|
|
|
|
31 августа 2009
Владислав Шувалов
Годар и Трюффо
Многие скажут, что Лео в 60-е играл одного и того же героя, однако если изучить поведение, психологию и мотивы персонажей, это, окажется, совершенно не так. У Трюффо мы видим робкого застенчивого юношу, далекого от политики и открытого бунта. В 400 ударах Антуан симпатичен нежной естественностью подростка. Но естественность утомляет собой окружающих, и мальчик сталкивается с первыми репрессиями в свой адрес. В Любви в двадцать лет, 19-летний Антуан впервые влюбляется и проявляет гиперактивность на лирическом фронте. Нет сомнения, что годаровский протагонист поколения Безумного Пьеро заклеймил бы Антуана Дуанеля за социальную инертность. Как мы помним, Антуан вполне доволен своей маленькой комнаткой и работой на фабрике грампластинок, свободное время он с радостью заполняет просмотром фильмов и посещением филармонии, где и знакомится со своей первой пассией. Серж Тубиана в посвящении Франсуа Трюффо точно отметил отличие этого режиссера, что позволяет грубо, но эффектно, развести двух лидеров "новой волны". "Трюффо недоверчиво относится к настоящему, - пишет Тубиана, - предпочитая прошлое, его тайны, тени и страсти". Годар же в своих же страстях рвется в будущее. Для Годара от Жан-Пьера Лео требовалась смелость пионера и первопроходца, для Трюффо – романтическое начало, мягкость персонажа, способного населить собою зыбкое прошлое, не разрушив его (Две англичанки и Континент). Пенталогия лирических приключений Антуана Дуанеля кажется аналогией классической романной формы (известно, что Трюффо обожал и перечитывал Бальзака). Режиссер не раз признавался, что с удовольствием работает с Лео. В качестве анекдота он рассказывал случай, как хозяин парижского бистро перепутал Трюффо с Лео, героем Украденных поцелуев, отрывки из которых показывали по французскому ТВ накануне. Отличие своей философии от годаровской Трюффо высказал собственноручно в 1976 году: "Хочу, чтобы все знали: я не умею снимать фильмы "против", я продолжаю снимать фильмы "за".
Можно ли представить, что актер, игравший у столь разных режиссеров, мог играть одну и ту же роль? Однако возникает другой вопрос, что было ближе самому Жан-Пьеру Лео? "Тихое описание яростных волнений" в фильмах Трюффо, по выражению Пьера Бийара, или отважный бунт годаровской позиции? Несмотря на то, что по-человечески Лео был близок к Трюффо, по своим убеждениям, он сходился с Годаром. В картине Годара Мужское и женское (единственный фильм 60-х, за который Лео получил приз – "Серебряный медведь" Берлинского фестиваля), Лео оказывается самим собой, ерничающим молодым человеком, раскачивающим общество и призывающим к студенческому бунту. Показателен эпизод, в котором герою Лео предлагают подписать ноту протеста против ареста бразильских интеллектуалов. На экране это выглядит забавно: в разговоре об американцах, капитализме и сиськах, Лео, как бы, между прочим, расписывается на бумажке, сопровождая действие циничным комментарием. По иронии судьбы (или прозорливости великого и ужасного Годара) через несколько лет Жан-Пьера Лео занесет в Бразилию, где он сыграет в фильме анфан террибля Глаубера Роши (Семиглавый лев), проникнется местной ситуацией и выступит на политическом митинге.
Годар и Трюффо, чувствуя себя вечными соперниками, претендовали на актера и ревновали его друг к другу, что стало известным по гневной переписки, в которой Трюффо обвинял Годара в том, что тот подошел к таланту Лео в Мужском-женском с позиций энтомолога, а Годар высказал оскорбительную ремарку в адрес Американской ночи. Сам же Лео поступал значительно умнее, называя Трюффо своим "отцом", а Годара – "дядей", чем подчеркивал степень родственной близости к обоим, и одновременно характеризовал их равный статус; для него режиссеры были братьями, как Каин и Авель.
Годар и Пазолини
Широкая функциональность Лео привлекла к нему внимание виднейших мыслителей западноевропейского кино, в том числе вездесущего Годара и Пазолини. Очевидным поводом для стыковки образов у обоих режиссеров является задействование актрисы Анны Вяземски, выступившей партнершей Лео в Китянке и Свинарнике. Лирическая ось делит судьбы персонажей Лео радикальным образом. В Китаянке его герой не способен доказать героине Вяземски свои чувства, а в Свинарнике героиня Вяземски не может достучаться до скрывающего тайну персонажа Лео. Занятно, что причины, препятствующие сближению, а именно революционный террор и зоофилия, как бы попадают в один ряд, символизируя сходную природу патологии, препятствующую отношениям.
|
|
|
Версия для печати
