Александр Шпагин
Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы.
Читать далее
|
|
|
|
|
18 августа 2009
Владислав Шувалов
2. Между сновидениями и реальностью
 Зимой 1950 года выходит скромная мелодрама Мари из порта /1949/ (имеется в виду местечко Пор-ан-Бессен в Нормандии). После громких провалов и трудных переговоров (Карне был известен раздражительным и вспыльчивым нравом) режиссеру удалось привлечь внимание продюсера Саша Гордина. Современный материал (в основе фильма - произведение Жоржа Сименона), ограниченное количество действующих лиц (на остальных ролях - непрофессионалы), упор на натурные съемки (они проходили в провинции Манш) говорили о том, что у автора помпезных постановок в данном случае будет умеренный аппетит. Сам фильм, в общем виде соответствовал моде на неореализм. В северную рыбацкую деревушку по скорбному поводу из Шербура прибывает респектабельная пара. Анри (Жан Габен) – ресторатор и владелец кинотеатра, Одиль – его сожительница. На похоронах отца своей любовницы франт и богач Анри знакомится с Мари, сестрой Одиль. Характер отношений обещает любовный треугольник, но острота его углов притупляется авторской нерешительностью. Габен, вечный романтик в фильмах Карне, не может быть негодяем. Поэтому автор топит свидания Анри и Мари в диалогах, которые (хоть и выглядят лучше без преверовского сентиментализма) утомляют, оставляя ощущение рассеянности и многословности (по другим сведениям, Превер все-таки консультировал фильм). Однако проблема сказывалась не только в пространных диалогах, но и в отсутствии сюжетной интриги, которой потворствовал режиссер. Карне изображает Одиль инертной и инфантильной особой, не готовой бороться за своего любовника. В ответственный момент, когда между Мари и Анри, сдерживающим свои чувства, уже готова пробежать искра, автор придумывает измену Одиль, чем совсем развязывает руки Анри. Герой всегда в белом.
Главным образом, фильм интересен попыткой Карне снять, как сказали бы сегодня, низкобюджетное кино, возродившись из пепла подобно птице Феникс. Автор делает отсылки к Идиоту /1946/, ленте продюсера Саша Гордина, и Табу/1931/, последнему фильму Фридриха Вильгельма Мурнау. Таким образом, в Мари из порта Карне прощался с кинематографом, наверняка не зная, удастся ли ему еще что-то снять. В финале ленты Жан Габен давал речь. Его герой, директор кинотеатра, сидел в кинозале, смотрел на экранную экзотику и мечтал уплыть на край света.
Удача Мари из порта позволила Карне вернуться к замыслу десятилетней давности, что вновь встревожило критиков режиссера. Жюльет, или Ключ к сновидениям /1950/ продемонстрировала, что Карне не освободился от власти прежних затей. Барочная квазипреверовская фантазия о волшебной стране, в которой ищет свою любовь герой Жерара Филипа, была обречена впасть в опалу. С точки зрения широкой публики, фильм был слишком сумбурен и абсурден (в манере поэтических экзерсисов Жана Кокто). Прогрессивная общественность тоже не могла принять картину. На МКФ в Канне-1951 ее подвергли беспощадному остракизму за сценарную вычурность и непозволительную условность решения. Рядом с неореалистическими фаворитами Забытые или Чудо в Милане, а также психологической драматургией Фрёкен Юлии сказка Карне выглядела старомодно и нелепо. Однако с годами идея картины кажется более глубокой, чем это было отмечено современниками. …Мишель, попавший в тюрьму по обвинению в воровстве, погружается в глубокий сон и, "просыпаясь", обнаруживает, что дверь казематов открыта. Он беспрепятственно выходит на свободу и отправляется на поиски любви. Лесная тропа приводит Мишеля в деревню, в которой все жители потеряли память. Впоследствии герой попадает в таинственный замок, в каменных лабиринтах которого также блуждает его возлюбленная Жюльет.
Если задуматься, то при всей чрезмерности романтического пафоса и сказочного антуража, Ключ к сновидениям следовал тем же устремлением, что и фильмы неореализма. Авторы социальных драм взывали к праву ближнего на достойную человеческую жизнь. Карне утверждал право человека на фантазию, на сохранность его вымышленного мира. Совсем немногие зрители могли разглядеть в истории, снятой в эстетике сказок Шарля Перро, своеобычный парафраз кафкианского "Замка", который в свое время Карне не удалось поставить.
|
|
|
Версия для печати
