Елена Сибирцева
Авторы фильмов Шультес и Охотник режиссер Бакур Бакурадзе и соавтор сценариев Наиля Малахова – о кинообразовании вообще и своем обучении во ВГИКе в частности.
Читать далее
|
|
|
|
|
4 мая 2009
Владислав Шувалов
Волны рождаются здесь
 Каннский театр фестивальных действий настолько многолик и плотен по содержанию, что умудряется поднимать любые "волны" (даже политические), выдерживать их натиск и направлять по своему усмотрению. Можно даже не упоминать закрытие фестиваля в поддержку революционных событий 68-ого года; эпизод всем известен. Достаточно вспомнить антибушевскую направленность Канна-2004, когда фильм Фаренгейт 9/11 с подачи Квентина Тарантино, председателя жюри, получил главный приз. Сегодня этот выбор кажется данью политической конъюнктуре, но пять лет назад агитка Майкла Мура вполне серьёзно завладела умами и заставляла зрителей стоя аплодировать гражданской ответственности автора и горячей своевременности самого фильма. Отказ от табуированности темы Холокоста, случившейся после оскароносного Списка Шиндлера, расширил поле для экспериментов. В 1998-м "Большой приз жюри" получает Жизнь прекрасна, концлагерная трагикомедия Роберто Беньини, в 2002-м поощряется попытка обращения к памяти одного из реальных участников мировой трагедии Романа Поланского (Пианист, "Золотая пальмовая ветвь"-2002). В прошлом году прорыв в конкурс совершил анимационный фильм Вальс с Баширом, в критических комментариях на который политическая подоплека муссировалась активнее его художественной специфики; учитывая всплеск военной напряженности на Ближнем Востоке, картина считалась предельно важной. В свое время, новый эстетический подход к оценке палестинского конфликта продемонстрировала лента Элии Сулеймана Божественное вмешательство ("Приз жюри" и "Приз ФИПРЕССИ" в Канне-2002), построенная на основе широкого спектра приемов – от пластики "добрых комедий" Жака Тати до регистров упомянутого трагифарса Роберта Беньини. Номинанты нередко характеризуются остроактуальным содержанием, но этот мотив не является следствием политической ангажированности каннского мероприятия. В проявлении интереса к различным сторонам общественной жизни, культурной памяти и гражданского сознания проявляется чувство времени, которое у фестиваля в крови. Канн стал одним из инструментов истории киноискусства, её пишущим прибором. Фестиваль неразрывно связан с политикой, однако склонен поверять животрепещущие темы формальной новизной и стилистической небанальностью. Потому любые решения, созревшие на Лазурном берегу, почти наверняка попадут на страницы всеобщей кинолетописи (Канн-1968 смог стать культурно-историческим фактом, даже не состоявшись; что может быть убедительнее?!!). Здесь прослеживается главное достоинство фестиваля не как узкоспециального мероприятия, а как события вавилонского масштаба, которое, нравится нам или нет, диагностирует глубину мирового киноокеана, содержательность и разнообразие его флоры и фауны. Своими громкими выводами фестиваль определяет ближайшую перспективу кино, диктует моду, задает тон, направляет мировое око в сторону того или иного кинорегиона. Кстати, Канн давно определяет фестивальную макрополитику не странами, а "кинорегионами", как это надлежит глобальному куратору. Не ровен час, около названия фильма вообще исчезнет упоминание страны-производителя, которая сегодня уже ни на что не указывает, презентуя в формальном смысле транснациональный капитал, нередко с Францией во главе, а в профессиональном - принадлежность к производственной и эстетической специфике региона: исламская и синоязычная части Азии, Восточная Европа, испанофонная Америка. Необходимость поиска новых областей кинематографической активности подобен значению геологоразведки для нефтяной компании: без приращения запасов фестивальное предприятие обречено не только на понижение престижа, но и на износ ликвидной части фестивального актива, некогда успешно созданного Канном (популярные тренды 90-х – Педро Альмодовар, Вон Карвай, Жан-Пьер и Люк Дарденн, Джим Джармуш, Дэвид Линч, Гас Ван Сэнт, Квентин Тарантино, Ларс фон Трир, Михаэль Ханеке, Хоу Сяосянь). Разведка недр идет повсюду – вся карта мира служит плацдармом для каннских генералов. Высший пилотаж фестивального администрирования (после которого в сознании общественности формируется представление об "авторе" как устойчивой фестивальной единице, обладающей перспективой эстетического роста и удовлетворяющей запросы соответствующей ниши кинорынка), который для иных фестивалей служит моментом благоприятного стечения обстоятельств, применительно к Канну рассматривается как обязательный пункт повестки дня. Знатоки и фанаты кино ждут от Каннского МКФ ежегодных открытий, как на единичном, так и на системном уровне. Жаль Жакоб и его команда приучили (и приручили) публику к своему неоспоримому лидерству в области фестивальных игр и раскладов. Многие из т.н. "волн" обязаны своим появлением именно каннскому "ветру".
|
|
|
Версия для печати
