
Александр Шпагин
Удивительная лента. Сегодня она воспринимается как внятная, просчитанная аллюзия на те события, которые происходили в реальности. Здесь впервые осмыслена романтическая утопия, которой грезили шестидесятники, - та, что в итоге напоролась на каменную стену, упавшую на весь советский мир после чехословацких событий 68-го. И это был конец свободы.
Читать далее
|
|
|
|
28 апреля 2009
Самюэль Дюэр, Анник Ривуар Перевод: Михаил Гунин
Необходимое замечание: "доступность средств" влечет за собой множество финансовых и технических барьеров и не освобождает от необходимости работать. Цифровая камера не делает автоматически талантливым ее владельца, который талантом не обладает, либо же слишком ленив, чтобы задаваться подобным вопросом. Можно сколько угодно идти по пути миниатюаризации, но фильмы всегда будут требовать много работы – нужны причины, чтобы снимать их. В этом и состоял весь вопрос с группой Медведкина, молодых рабочих, которые уже в эпоху после событий 1968 года пробовали снимать короткометражки, посвященные их собственной жизни. Мы пытались по мере возможности помогать им с техникой. Но как же они жаловались! "Мы приходим с работы домой, а вы заставляете нас работать и дальше…" Но все-таки их увлекало это занятие и, поверьте мне, тогда произошло нечто, ведь тридцать лет спустя они уже представляли свои работы на фестивале в Бельфоре перед весьма представительной публикой. В то время немые фильмы снимали на 16-миллиметровую пленку, что означало катушки с пленкой, лабораторию, монтажный стол, какой-то метод добавления звука – то, что теперь умещается внутри маленькой коробочки в вашей руке. Вот маленький урок скромности для сегодняшних испорченных детей. Именно такой урок получили испорченные дети 1970-х под патронажем Александра Ивановича Медведкина и его кинопоезда. К счастью для молодого поколения, Медведкин был русским кинематографистом, который в 1936 году при помощи доступных в то время средств (35-миллиметровая пленка, монтажный стол и кинолаборатория, установленная в поезде), по сути, изобрел телевидение: съемки велись в течение дня, проявка и монтаж – ночью, а на следующий день фильм уже смотрели те, кто снимался в нем (а часто принимал участие и на этапе монтажа). Думаю, этот ставший легендой и долгое время забытый отрезок истории (имя Медведкина даже не упомянуто в книге Жоржа Садуля, считавшейся в свое время библией советского кино) во многом лежит в основе большей части моей работы – и, пожалуй, только эта часть и наделена смыслом. Попытаться наделить силой слова людей, которые не обладают ей, и, если возможно, помочь им отыскать собственные способы выразить себя. Рабочие, которых я снимал в Родезии в 1967 году, как и косовары, которых я снимал в 2000-м, даже не слышали о телевидении: люди говорили от их имени, но как только ты переставал видеть их рыдающими и окровавленными изгнанниками, люди теряли к ним всякий интерес. К моему удивлению, однажды я обнаружил себя объясняющим монтажные принципы Броненосца Потемкина одаренным молодым кинематографистам в Гвинеи-Бисау при помощи старой копии на проржавевших бобинах; теперь их фильмы отбирают для программы венецианского фестиваля (кстати, обязательно не пропустите следующий мюзикл Флоры Гомес). Синдром Медведкина вновь застал меня в боснийском лагере беженцев в 1993-м – группа молодых ребят изучила телевизионные технологии, включая титры и работу дикторов, при помощи пиратского приема спутникового телевидения и оборудования, предоставленного неправительственными организациями. Но они не копировали слепо сам язык – просто пользовались им, чтобы завоевать доверие и передавать новости остальным беженцам. Это образцовый опыт. У них были средства, и была потребность. И то, и другое являются необходимыми.Вы предпочитаете телевидение, фильмы на большом экране или путешествия по Интернету?
У меня абсолютно шизофренические отношения с телевидением. Когда мне одиноко, я обожаю его, особенно с тех пор, как появилось кабельное. Любопытно, как в этом случае возникает полный спектр противоядий от стандартного ТВ. Если один из каналов показывает отвратительный телефильм о Наполеоне, можно переключиться на канал History и услышать блестящий уничижительный комментарий Анри Гиллермина по поводу этого фильма. Если образовательная передача заставляет сдаться на милость череде популярных в данное время монстрообразных героинь, можно переключиться на Mezzo и созерцать сияющую Элен Гримо в окружении своих хищников, и в этом случае всех остальных как будто бы не существовало. Но бывают моменты, когда я не один, и вот тогда все просто рушится. Лавинообразный рост глупости и вульгарности замечают абсолютно все, но речь не просто о чувстве отвращения, а о факте, поддающемся точному количественному измерению (например, громкостью приветствий ведущего ток-шоу в адрес своих гостей, выросшей до угрожающего числа децибел за последние пять лет), а также преступление против человечности… Не говоря уже о постоянных выпадах против французского языка… И, раз уж вы пользуйтесь моей русской склонностью исповедоваться, скажу вам о самом худшем: я не переношу рекламу. В начале шестидесятых снимать рекламу было абсолютно не зазорным; сейчас же едва ли кто-то решиться заняться этим всерьез. Я ничего не могу поделать. Манера использовать механизм лжи с целью восхваления всегда меня возмущала, пусть я и должен признать, что этот адский покровитель изредка одаривал нас рядом лучших кадров, которые только можно увидеть на небольшом экране (вы видели ролик Дэвида Линча с синими губами?) Но циники всегда предают самих себя, поэтому находят утешение лишь в терминологии: они перестали называть себя "авторами", и поэтому называют себя "творческими личностями".
Ну, а при чем здесь кино? По причинам, указанным выше, а также согласно тому, что говорит Жан-Люк, я долгое время утверждал, что фильмы прежде всего нужно смотреть в кинотеатрах, а телевидение и видео служат лишь для того, чтобы освежать память. Но так как ходить в кино у меня теперь совершенно нет времени, я начал смотреть фильмы с опущенными глазами, все больше ощущая собственную греховность (наше интервью проходит уже совсем в духе Достоевского). Но, по правде говоря, я больше не смотрю множество фильмов - только те, что снимают мои друзья, или которые из любопытства ставит для меня на Turner Classic Movies один американский знакомый. Слишком много всего показывают в новостях, на музыкальных каналах или на неизменном Animal Channel. А свою потребность в вымысле я утоляю с помощью самого доступного источника: замечательных американских телесериалов, таких, как Практика, например. В них есть знание, чувство сюжета и экономность, законченность, мастерство кадрирования и монтажа, драматургия и актерская игра, не имеющая аналогов нигде, и уж точно не в Голливуде.
|
|
|