Иван Кислый
Неполным будет утверждение, что в Аире Вайда виртуозно соединил литературную основу с документалистикой. Нет, более того: он поставил под вопрос сосуществование жизни и кинематографа. Вайда спрашивает: перестает ли жизнь, заснятая на пленку, быть жизнью? И дает вполне однозначный ответ.
Читать далее
|
|
|
|
|
6 апреля 2008
G: Как вам вы научились снимать, собственно делать кино, у вас же не было никакого опыта?
K: Ну, опыт работы фотографом мне очень пригодился. Свои первые документальные фильмы я снимал на 35-мм камерой, которая называется Eyemo, это камера, которую можно заряжать при свете, и ею очень легко пользоваться. Камеру Mitchel я впервые попробовал на "Вожделении и страхе". Я просто пошёл в Camera Equipment Company на Бродвее, 1600, и её владелец, Берт Цукер, потратил своё субботнее утро на то, чтобы показать мне как она заряжается, и как ею снимать. На этом моё официальное обучение технической стороне дела было завершено.
G: Вы хотите сказать, что вы, новичок, просто пришли с улицы в компанию по прокату съемочного оборудования, и они вас быстренько всему научили?
K: Берт Цукер, который впоследствии погиб в авиакатастрофе, был тогда молодым, едва за тридцать, и очень доброжелательным. В любом случае, с их стороны это было весьма благоразумно. Я ведь арендовал у них технику. Тогда же я научился съёмке синхронов. Мне показали, как пользоваться Мувиолой (Movieola) и синхронизатором, и никаких проблем с тех пор у меня не было. Технические основы кинопроизводства не так уж сложны.
G: Какое кино вы смотрели в те годы?
K: Я хотел смотреть всё. На самом деле, именно плохие фильмы вдохновляли меня на то, чтобы снимать свои собственные. Я смотрел всякую дребедень и говорил себе: "Я, конечно, ничего не знаю о том, как делать кино, но ничего хуже этого сделать не смогу при всём желании".
G: Хорошо, у вас были технические навыки и достаточно смелости, но с чего вы решили, что сможете хорошо работать с актёрами?
K: А я поначалу и не мог, ни в "Вожделении…", ни в "Поцелуе…". Оба этих фильма – любительство. Но я очень многому на этих фильмах научился, я получил опыт, который впоследствии мне очень сильно помог. Лучший способ чему бы то ни было научиться – делать это, и весьма не многие могут себе позволить хотя бы попытку. Мне также сильно помогли книги Станиславского, и отличная книга о нём – "Станиславский-режиссёр", в которой много очень наглядного материала о том, как он работал с актёрами. Опираясь на эти книги и свои собственные болезненные ошибки, я набрал необходимый базовый опыт для того, чтобы начать успешно работать самому.
G: Книги по теории кино вы тоже изучали?
K: Я читал книги Эйзенштейна, но и тогда, и сейчас не могу сказать, что я вполне его понимаю. Самой толковой книгой по эстетике кино, из тех, что мне попадались на глаза, была книга Пудовкина "Техника кино", которая объясняет, что монтаж является одним из уникальных выразительных средств кинематографа и отличает кинематограф от прочих видов искусства. Возможность показать простое действие (например, как человек жнёт пшеницу) с разных углов в небольшой промежуток времени, возможность увидеть его особым образом – вот что такое кинематография. Это, разумеется, очевидно, но при этом так важно, что значение этого невозможно переоценить. Пудовкин даёт множество ясных примеров того, как грамотный монтаж усиливает сцену, и я бы рекомендовал его книгу каждому, кто серьёзно интересуется техникой кино.
G: Книги Эйзенштейна вас не впечатлили. А что вы думаете о его фильмах?
K: Ну, у меня смешанное впечатление. Великими достижениями Эйзенштейна является превосходная композиция кадра и его стиль монтажа. Но в том, что касается содержания, его фильмы поверхностны, актёры зажаты и играют, как в оперете. Иногда мне даже кажется, движения актёров у Эйзенштейна обусловлены его стремлением как можно дольше удерживать актёров в кадре с определённой композицией. Они двигаются медленно, как будто под водой. Интересно, что большинство его работ сделано в пику Станиславскому. Собственно, каждый, кто серьёзно интересуется различной техникой кино, должен был бы сравнить разницу подходов к ней у двух режиссёров, у Эйзенштейна и у Чаплина. Для Эйзенштейна – форма всё, содержание ничто, для Чаплина – форма – ничто, содержание - всё. Конечно, стиль того или иного режиссёра это всегда результат наложения его собственных устремлений на полуподконтрольные условия каждого конкретного съемочного дня: восприимчивость и талант актёров, реалистичность места съёмки, временные факторы, даже погода.
G: Вы как-то упоминали, что фильмы Макса Офюльса приводили вас в восторг, когда вы начали свою карьеру режиссёра.
K: Да, он сделал несколько блестящих работ. Меня Особенно восхищает его "плавающая" камера. Я очень много в то время фильмов посмотрел в Музее современного искусства (Museum of Modern Arts) и в кинотеатрах, и я гораздо больше почерпнул из этих фильмов, чем из толстых книг по эстетике кино.
G: Если бы вам снова было девятнадцать, и всё нужно было бы начинать сначала, вы больше в киношколу?
K: Лучший способ получить образование в области кино – это снять фильм. Я бы посоветовал любому режиссёру неофиту попробовать снять фильм самостоятельно. Трёхминутная короткометражка научит его многому. Всё, с чем мне приходилось сталкиваться, когда я начинал, в большем масштабе присутствует и теперь, в моей работе режиссёра и продюсера. Есть множество не связанных с творчеством аспектов кинопроизводства, которые необходимо пройти, и они все будут заложены даже в самом простом фильме: бизнес, логистика, налоги, и т.д., и т.п. Очень редко бывает возможность делать фильм в несуетной, артистической атмосфере, и важно быть к этому готовым.
Хотелось бы подчеркнуть, что каждый, кто всерьёз собирается снимать кино, должен найти на это столько денег, сколько сможет, так быстро, как только сможет, и немедленно приступать к работе. В наши дни это не так трудно, как раньше. Когда я начал снимать в начале пятидесятых, я получил некоторую известность благодаря тому, что был белой вороной в индустрии, которой заправляла группка воротил из крупных студий. Сам факт того, что я смог что-то смог снять, уже был для всех неожиданным. Но фильм может снять любой, у кого есть элементарный навык обращения с камерой и магнитофоном, большие амбиции и – надеюсь – талант. Теперь это так же просто, как карандаш и бумага. Мы на самом деле находимся на пороге новой эры кинематографа.
|
|
|
Версия для печати
