Антон Сазонов
Профессиональный фигурист Андрей Грязев ворвался в мир кино одним прыжком. Антону Сазонову стихийно талантливый режиссер рассказал о том, какое место в его жизни занимают фигурное катание и кино, как он находит героев для своих фильмов и что собирается делать дальше.
Читать далее
|
|
|
|
|
6 апреля 2008
G: Вы сознательно выбирали двусмысленность в противовес определённости в каких-то конкретных сценах или кадрах?
K: Нет, мне не нужно было специально добиваться двусмысленности, она просто была неизбежна. И я полагаю, что в такой картине, как Одиссея, когда каждый зритель вносит в сюжет свои собственные переживания и восприятие, определённый уровень двусмысленности имеет ценность, поскольку позволяет зрителю дополнить визуальное восприятие самостоятельно. В любом случае, когда вы имеете дело с невербальной коммуникацией, двусмысленность неизбежна. Но это двусмысленность любого искусства, хорошей музыки или изобразительного искусства. Вам нет нужды в письменных указаниях композитора или художника, как воспринимать ту или иную работу. Объяснение искусства ничего не даёт, кроме специфической "культурной" ценности, которая, в свою очередь, никакой ценности не имеет, если не считать за таковую то, что оно обеспечивает содержание критикам и преподавателям, которым надо на что-то жить. Отклик на искусство всегда индивидуален, потому что затрагивает человека на личностном уровне.
G: Финальные сцены фильма это скорее метафора, чем реализм. Вы готовы их обсуждать, или это будет выглядеть как своеобразная "инструкция по пониманию", которой Вы стараетесь избегать?
K: Нет, я не возражаю, если речь идёт об обсуждении на "примитивном" уровне, т.е. линий сюжета. Всё начинается с того, что четыре миллиона лет назад инопланетяне оставляют на земле некий предмет, поскольку они наблюдали за поведением человекообразных обезьян и решили ускорить их эволюцию. Второй предмет они оставляют на луне, и его обнаружение должно свидетельствовать о первых шагах человека в межпланетном пространстве, такая своеобразная сигнализация. И, наконец, третий предмет они помещают на орбиту Юпитера, чтобы знать, когда человек подойдёт к границам своей родной Солнечной системы.
Когда некий астронавт, Боумен (Bowman), наконец достигает Юпитера, этот предмет втягивает его в силовое поле, космический тоннель, который, проведя его через внутренний и внешний космос, выбрасывает его в другую часть Галактики, где его помещают в человечий зоопарк, похожий на земную богадельню, образ которой взят из его собственных представлений и снов. Его дальнейшая жизнь протекает в состоянии безвременья, он постепенно стареет и умирает. После чего он рождается заново как дитя звёзд, ангел, супермен, если угодно, и возвращается на Землю, ожидающую нового скачка эволюции человечества.
Вот что происходит в фильме с точки зрения сюжета. Поскольку столкновение с высшим межзвёздным разумом является с точки зрения окружающей нас действительности непостижимым, реакция на него будет содержать философские и метафизические элементы, ничего общего с сюжетной линией не имеющими.
G: И что это за материи?
K: Это я предпочёл бы не обсуждать, поскольку здесь мы имеем дело вещами, строго говоря, субъективными, и у каждого зрителя они свои. В этом смысле фильм становится всем тем, что в нём видит зритель. Если фильм эмоционально волнует, если затрагивает подсознание зрителя, если он возбуждает, пусть даже насильно, его мифологические и религиозные чаянья, значит, фильм удался.
G: Почему Одиссея получилась такой напыщенной и религиозной? Что случилось с суровым, циничным, лишённым иллюзий режиссёром Убийства, Спартака, Троп славы и Лолиты и сардоническим черным юмористом от Доктора Стренджлава?
K: В сердце этого фильма лежит концепция Бога. Это неизбежно, когда ты веришь, что Вселенная пронизана высшими формами разумной жизни. Вот задумайтесь об этом хоть на секунду. В одной галактике сотни миллиардов звёзд, а в видимой части вселенной сотни миллиардов галактик. Каждая звезда – это солнце, как наше, возможно, с планетами вокруг него. Эволюция жизни, как принято считать, является неизбежным следствием нахождением планеты на фиксированной орбите, позволяющей избежать экстремального перегревания и переохлаждения. Сначала начинается химическая эволюция – вероятностное перераспределение основных элементов, затем – биологическая.
Подумайте о том, какие формы жизни могли возникнуть и развиться на этих планетах в течение тысячелетий, и подумайте, также, каких сравнительно масштабных технологических результатов достиг человек на Земле за каких-нибудь шесть тысяч лет от начала цивилизации, период, который меньше песчинки в космических песочных часах. К тому времени, когда далёкие предки человека ещё только выползали из первобытной тины, во Вселенной уже должны были существовать цивилизации, посылающие космические корабли в самые отдалённые уголки космоса и покорившие все тайны природы. Такие космические умы, прирастающие знаниями в течение целых эонов, должны отстоять в развитии от человека так же, как мы отстоим от муравьёв. Они, возможно, могут моментально телепатически сообщаться друг с другом сквозь всю Вселенную, они, возможно, имеют полную власть над материей, и способны в секунду перемещаться на миллиарды световых лет. В своих высших формах они могут вообще полностью отказаться от телесной оболочки и существовать во Вселенной как внетелесное бессмертное сознание.
Как только мы начинаем обсуждать все эти возможности, выясняется, что религиозные параллели неизбежны, поскольку все существенные атрибуты такого внеземного разума являются атрибутами, приписываемыми Богу. Так что здесь у нас, по сути, получается научное определение Бога. И если эти существа, состоящие из одного чистого разума, когда-либо вмешивались в дела человеческие, мы можем это понять только как вмешательство от Бога, или магическое - столь далеки от нашего понимания будут эти силы. Как муравей, обладающий сознанием, будет воспринимать ногу, попирающую муравейник? Как действие другого существа, находящегося на более высокой ступени эволюции, чем он сам? Или как божественно-страшное вмешательство Бога?
G: Несмотря на то, что Одиссея посвящена первому контакту человека с инопланетной цивилизацией, самих инопланетян мы не видим, и опыт коммуникации с инопланетными существами передан через общение с монолитом.
K: С самого начала работы над фильмом мы обсуждали способы отображения на экране внеземного существа, которые были бы столь же выразительными, как и само это существо. И вскоре стало ясно, что невозможно представить непредставимое. Все, что можно сделать, это попытаться передать художественными средствами некоторые его качества. Так мы остановились на идее чёрного монолита – который, разумеется, сам по себе является отображением юнгианского архетипа так же, как и довольно откровенным примером "минималистического искусства".
|
|
|
Версия для печати
