Из книги Швейцера о Бахе
«Хоршо темперированный клавир» принадлежит к произведениям, по которым можно судить о развитии художественного вкуса последующих поколений. Когда Рохлиц в начале XIX века впервые стал играть эти прелюдии и фуги, только небольшое их число вполне удовлетворяло его. Он отметил их крестом и был удивлен тем, что с каждым проигрыванием число крестов постепенно увеличивалось. Если бы ему сказали, что через сто лет всякий музыкально образованный человек нашел бы в равной мере общепонятными все произведения этого сборника, он, первый баховский пророк, едва ли поверил бы этому.
Хотя произведение стало сегодня общим достоянием, анализ его почти так же невозможен, как невозможно изобразить лес путем перечисления деревьев и описания внешнего вида каждого из них. Можно только все время повторять одно: возьми и играй его, чтобы самому проникнуть в этот мир.
...
Эта музыка... поучает и утешает. В ней звучат радость, скорбь, плач, жалобы, смех; но все это преображено в звук так, что переносит нас из мира суеты в мир покоя...
Нет другого произведения , которое с большей отчетливостью, нежели ХТК, свидетельствовало бы о том, что для Баха искусство – это религия. Он изображает не душевные переживания, как Бетховен в своих сонатах, не борьбу и стремление к цели, но ту реальность бытия, которую воспринимает дух, осознающий себя выше жизни и потому переживающий самые противоречивые чувства – и безграничную скорбь, и безудержную радость – в одном и том же возвышенном состоянии.
...
Как отнесся бы Бах к современному роялю? Так же, как и к современному органу. Он с энтузиазмом приветствовал бы совершенство механики, но качеством звука был бы не особенно доволен. Когда парижский инструментальный мастер Себастьян Эрар изобрел в 1823 году механизм двойной репетиции, характерный для современного рояля, стала возможной тонкая нюансировка удара – именно то, что заставляло Баха предпочитать слабый клавикорд полнозвучному клавесину. Однако в дальнейшем, совершенствуя фортепиано, преимущественное внимание обращали на силу звучности, непомерно возросшую. Чем громче становился звук, тем беднее делалась его окраска, так что современный рояль уже ничем не напоминает звук клавишных инструментов времен Баха. Звук потерял ясность и прозрачность, которую давал резонанс от деревянного корпуса. Его характер определяется теперь металлической конструкцией.
Чем глуше звук инструмента, тем менее пригоден он для полифонической игры, где каждый голос должен четко вырисовываться, дабы слушатель без особого усилия ясно воспринимал его в общем движении всех голосов. Как мало пригоден наш рояль для исполнения многоголосых пьес, в частности баховских, впервые замечаешь, слушая прелюдии и фуги на хорошем клавикорде или клавесине.
Версия для печати
