“Mencken : the American iconoclast” – не только довольное определение деятельности великого Хенри Луиса, но и название его последней на сегодняшней день биографии, получившей множество восторженных отзывов. Некоторую иронию можно усмотреть можно усмотреть в том, что столь удачный труд вышел из-под пера женщины, Мэрион Элизабет Роджерс (Marion Elizabeth Rodgers), так как на Менкене издавна висит ярлык женоненавистника, но цену ярлыкам все знают, а ситуация скорее подтверждает слова ХЛМ об изначальном превосходстве женского интеллекта и всепроникающей женской проницательности.
Менкен (Henry Louis Mencken) (1880-1956) вообще-то не подарок для биографа. Как и положено выдающемуся человеку, ХЛМ предлагает изрядное количество противоречий, которые в книге представлены в полном объёме. В продолжение сказанного : Менкен много чего интересного о прекрасной половине человечества написал. «В поцелуе двух женщин есть что-то от рукопожатия боксёров», «Любовь – заблуждение, что одна женщина отличается от другой», «Женщины не любят робких мужчин, а кошки – осторожных крыс», «Женоненавистник – мужчина, который ненавидит женщин почти так же, как они ненавидят друг друга», «Ревность – точка зрения, что не вы один обладаете дурным вкусом». И это малая часть. Но женщины, связанные с Менкеном лично или профессионально, сохранили о нём почти сплошь положительные воспоминания, а его привязанность к матери или отношения с Сарой Хаардт (миссис Менкен) ну никак не вяжутся с пресловутым ярлыком. Далее. ХЛМ не раз признавался в некоторой нелюбви к чёрной расе и в своей уверенности в их общей отсталости, но именно он яростно боролся за признание линчевания преступлением, продвигал творчество чёрных писателей и говорил «Будущее закостенелого в реакционерстве Юга смогут улучшить только чёрные интеллектуалы». Сюда же можно отнести и его своеобразное отношение к евреям. Зачастую Менкена причисляют к антисемитам («Профессиональные» евреи мне неприятны. Но в той же степени, что и «профессиональные» немцы или американцы»). Но не стоит забывать, что многие близкие друзья Менкена были евреями, что он не раз восхищался еврейскими поселенцами в Палестине, где бывал («Только они смогут привнести цивилизацию на эти земли»), наконец, что именно он первым начал помогать евреям-беглецам от гитлеровского режима, став для тех едва ли не символом заботы и надежды. К этой проблеме примыкает и самый, наверное, спорный момент. Менкен, точно разбиравшийся в ситуации и почти безошибочно предсказывавший будущее политическим системам (о Советском Союзе в конце 30-х : «Лет через пятьдесят эта система развалится, а потом примет самую уродливую форму капитализма») знавший о готовности людских масс следовать за шарлатанами творя при этом отвратительнейшие дела, до последнего не принимал всерьёз Гитлера и не верил в зверства нацистов. Объяснение этому есть. ХЛМ изначально не верил официальной пропаганде, никогда. Потом к такой позиции примешивались немецкие корни Менкена. Он не раз говорил «Я ещё худший немецкий патриот, чем американский» и отказывался от почестей сообщества американских немцев, а заодно критиковал жителей Германии за чрезмерную покорность и любовь к властям, но видел в немцах жителей страны великой культуры, потому не мог воспринимать разговоры о геноциде и концлагерях всерьёз. Увы, остатки идеализма в самых закоренелых циниках порой проявляются в самый неподходящий момент. Когда же всё худшее подтвердилось, Менкен болезненно перенёс свою неправоту. Он открыто признал её, но тогда же погрузился в одну из тяжелейших депрессий. С Гитлером же, которого Менкен величал «идиотом», «лунатиком», «примитивным куклуксклановцем», но добавлял «кретин с такими дурацкими усишками не может быть тираном», Менкена подвёл его здравый смысл. Здравомыслящему человеку порой трудно поверить, что при всей своей глупости люди пойдут за явным маньяком. Вот он и не поверил.
Все эти противоречия в книге Роджерс представлены. Книга вообще, похоже, не оставляет «белых пятен» в жизни Менкена. Вся его биография тщательно прослежена. Так что можно увидеть, откуда появилась уникальная система взглядов Менкена.
Родившийся в семье преуспевающего балтиморского бизнесмена (ХЛМ всю жизнь прожил в Балтиморе, даже когда работал в Нью-Йорке), Менкен уже в 19 лет отправился заниматься любимым делом – журналистикой. Природная энергичность и практичность помогали в карьере, а тяга к самообразованию развивала интеллект. К тому же идеи Ницше, Дарвина, Ибсена, Шоу или Томаса Хаксли Менкен постигал без дурного влияния университетов. Так на стыке циничного мировосприятия репортёра, природного остроумия и незауряднейшего интеллекта, развитого самостоятельно, и появился ниспровергатель Хенри Луис Менкен – эссеист, редактор, великий человек. Мир для Менкена был «Местом, где клоунам платят больше, чем они стоят. Я не откажусь от своей доли». Человечество «ещё молодо; несколько тысяч лет назад оно получило способность думать, но лишь немногие ею пользуются». США – «приятная для проживания страна, вот только наблюдая за ней рискуешь умереть от смеха». О себе говорил «я- величайший дурак в нашем мире, и конкуренции не потерплю». Словом, мир полон глупости, люди тем более, но зачем расстраиваться ? Над глупостью можно смеяться, по мере сил с ней бороться, но не злоупотреблять борьбой. «Мученик за идею» для меня – синоним слову «глупец». «Что толку умирать за идею ? Жить за неё гораздо полезнее, хотя и труднее». «Я готов признавать ошибки. Если я, атеист, после смерти окажусь на небе и встречу апостолов, то скажу : «Джентльмены, я был неправ». Здравый же смысл, правда и индивидуальная свобода – то, во имя чего стоит жить (плюс общество красивых женщин, хорошее вино и сигары).
Образ Менкена, остроумца и вечного ниспровергателя, упитанного энергичного джентльмена, окружённого друзьями или красавицами, готового произнести эффектный афоризм в любую минуту, в книге присутствует. Но человеку за этим образом уделено не меньше времени и места. Потому Роджерс показывает Менкена и в минуты депрессии, когда в общем-то удачливый ХЛМ переживает свои редкие, но болезненные профессиональные проблемы, стремится к уединению («Когда звонит телефон, я жалею, что Белла не переехала телега года в четыре») и обществу только самых близких людей, пытается разобраться в себе и своём творчестве, страдает от потери родственников и друзей. Словом, тот Менкен, который писал «Я знаю многих людей, часто их вижу, но жизнь моя проходит в изоляции. Мы не только умираем в одиночестве, но и живём так же, лишь с малым количеством истинных друзей» и признавался «Удовлетворение я получаю лишь от мысли, что самоубийство можно отложить на завтра». Помогает здесь и отличный подбор фотографий. На большинстве из них Менкен позирует с неизменной сигарой или, как на обложке, с кружкой пива (снято в момент отмены сухого закона). Но есть и фотографии углублённого в работу профессионала или поразительный снимок недавно потерявшего любимую жену ХЛМ : одинокий человек, потерянно смотрящий в окно.
Ниспровергательство Менкена, его борьба с предрассудками, глупостью и т.д. наиболее ярко отражены в эссеистике и критических статьях. При этом его «деструктивная критика» («Критик должен находить недостатки и глупости. А истину пусть ищут те, кто знает, что это такое») в конечном счёте имела как раз созидательный эффект. В литературе Менкен боролся с чрезмерной сентиментальностью, устаревшим языком, реакционными идеями. В более широком смысле Менкен в своих книгах и эссе атаковал человеческую глупость, готовность поддаться обману и тех, кто эту готовность эксплуатирует. Доставалось прежде всего правительствам и президентам («Любое правительство – заговор против достойных людей», «Если я чем и горжусь, то тем, что не написал ни одного доброго слова про действующих президентов»),радикалам и коммунистам («Верить, что Россия избавилась от бед капитализма – всё равно, что верить, будто наши религиозные фанатики знают, как избавиться от грехов»), религии и фанатичным проповедникам («Церковь – место, где человек, не бывавший на небесах, рассказывает о них людям, которые никогда туда не попадут», «У заповедей есть один плюс – их всего десять»), патриотам («Патриотизм – главный производитель негодяев»),системе образования («В университеты идут не для того, чтобы учится, а потому что «так надо», а в них изготавливают заурядных граждан, но не думающих личностей»), разнообразным шарлатанам прочих отраслей жизни. Эти атаки Менкена нажили ему врагов, но в силу его личного магнетизма, удачливости и проживания всё-таки в свободной стране ощутимых проблем (вроде арестов, ссылок и т.д., как не будем уточнять где) не создали. Более того, они способствовали и раскрепощению умов молодых (да и не очень) писателей. «Если получается у Менкена, то получится и у меня». Только такой опосредованной помощью освобождённым умам Менкен не ограничивался. Как критик, он активно поддерживал начинающих и симпатичных ему авторов. Да и не только начинающих. Для начинающих была и более весомая деятельность : Менкен-издатель и редактор «Высшего общества» и «Американской ртути» лично читал все рукописи, отвечал на все письма, объяснял, что улучшить, и охотно публиковал понравившиеся произведения. Не все его протеже прославились, но Менкен-издатель со своими нетрадиционными подходами немало способствовал подъёму американской литературы. Из иностранных авторов он открыл американцам Ницше, Ибсена, Джойса. Благодаря его поддержке прославились, получили более широкую известность или благополучно пережили кризисные времена Синклер Льюис, Ринг Ларднер, Теодор Драйзер, Уилла Катер, Бен Хект, Фрэнсис Скотт Фитцджералд, Джон Фанте…Влияние Менкена признавали Эдмунд Уилсон, Робертсон Дейвис, Хантер С. Томпсон, Пэтрик Джейк О’Рурк… Да и поэтика «бодрого нигилизма» 50-60-х Джона Барта, Томаса Пинчона, Джозефа Хеллера, Брюса Джея Фридмэна и моего любимого Джеймса Пэтрика Донливи тоже уходит корнями в «менкенизм».
Прибавьте к этому долгую работу Менкена по созданию истории американского языка. Так и названное, «Американский язык», оно по сию пору остаётся непревзойдённым в своей области. Подробный рассказ о всех нюансах в изменении языка поражает не только размахом и дотошностью, но и чисто менкеновским остроумием, особенно когда речь заходит об историях, иллюстрирующих происхождение тех или иных идиом.
Замечательно, что своей превосходной книгой Роджерс привлечёт ещё больший интерес к великому Хенри Луису. Я бы ещё о нём с удовольствием поговорил, надеюсь, возможность представится. Очень часто рассказ о Менкене завершают его собственноручно сочинённой эпитафией. Я её тоже процитирую, Менкена начнёшь цитировать, не остановится, вот она : «Если после того, как я покину этот мир, вам захочется вспомнить меня и порадовать мой призрак, простите какого-нибудь грешника или подмигните невзрачной девушке». Но я другой цитатой закончу. Ниспровергатель Менкен, критиковавший свою страну и всячески избегавший клейма «патриот» и «достойный гражданин» сделал для США гораздо больше, чем сборище иных профессиональных патриотов. Тем самым он подтвердил собственную мысль «Ниспровергательство, при всех его опасностях, всё же наиболее благородный и стимулирующий вид спорта».
Версия для печати
