Сюжеты судеб мастеров в истории нашего кино едва ли не более разнообразны, ярки и выразительны, чем сюжеты их фильмов. Есть возвышенно-трагические, как у
Эйзенштейна. Есть катастрофические – как у
Довженко или
Тарковского. Причудливо-изменчивые, как у
Калатозова или
Ромма. Пронзительные до комка в горле – как у
Барнета или Барской. Наконец – поучительные, как у Александрова или
Герасимова. Но нет в нашем кинематографе судьбы более странной, загадочной – парадоксальной, в конце концов! - чем судьба
Марка Донского.
"Свой среди чужих, чужой среди своих" - это про него, про Марка Семёновича. Точнее его место в мировом кинематографе середины столетия не определить.
На родине кинематографическое сообщество относилось к нему скептически. Здесь он был преимущественно персонажем баек и анекдотов, зачастую далеко не беззлобных. Язык его речей – патетически взвинченных, сумбурных и неизменно включающих идеологические заклинания – казался неприятно странен, всякий раз чрезмерен. Как и язык его картин – здесь было что-то от косноязычного шаманского камлания. Сцены подобного рода недаром то и дело возникают в его картинах, и режиссёр упоённо всматривается, как приманивает домового бабушка в
Детстве Горького, колдует над раненым старая цыганка в
Дорогой ценой, тем более - как камлают шаманы в
Романтиках и
Алитете.... Донской принадлежал к той категории режиссёров (
Пырьев, Луков – те немногие среди коллег, с кем он находил общий язык), чей талант если и признавали, то всё же называли "варварским" или "биологическим". Нынче его, очевидно, назвали бы "почвенническим". В пору его появления, когда казавшийся высокопарным и старомодным термин "произведение" был заменён "вещью", такое кино казалось недостаточно "сделанным" - слишком элементарным по языку. Потому, наверное, и сведения о популярности кинематографа Донского за рубежом выглядели чрезмерными, преувеличенными – тем более, что на официальном уровне их если не рекламировали, то, по крайней мере, не опровергали. Так что и эта мировая слава отечественным киносообществом была, в конце концов, тоже отнесена к разряду баек - в серьёзность фигуры Донского на родине решительно отказывались верить.