Всюду — боль
http://www.expert.ru/printissues/ex.../22/vsyudu_bol/
Ларс фон Триер объяснил "Эксперту", что получится, если скрестить Тарковского и японские ужастики
— Это правда, что вы считаете себя лучшим режиссером в мире? Или все-таки шутка?
— Чистая правда. Недавно я давал интервью, и мне задали вопрос: кто лучший режиссер в мире? Я долго думал, думал… Но никого лучше себя не нашел, сколько ни искал. Уверенность в том, что ты лучший, — очень полезный инструмент. Мои слова прозвучат чудовищно, но это самый эффективный из инструментов. Для моей работы, во всяком случае. Разумеется, всех режиссеров в мире я не знаю. Может, существуют те, кто лучше меня. Просто я с ними не знаком. И свист публики помогает мне верить в то, что именно я — самый лучший.
— Вас шокирует, когда вас спрашивают, зачем вы сняли этот фильм?
— Я сам не знаю ответа. В момент съемок я только что вышел из больницы, где пролежал два месяца в состоянии депрессии. Я не думал о том, к чему стремлюсь в результате; хотел лишь продержаться до конца съемочного периода. Я сделал фильм всего за восемь месяцев, очень быстро и без особых проблем. Не считая моего физического состояния. Мне стыдно, что я элементарно не мог удержать в руках камеру. Днем я пил вино, вечером бесконечно жалел себя — до слез. Я был в ужасной форме. Но актеры меня поддержали.
— Работать с ними было проще, чем с животными?
— С актерами было очень легко. Что до животных, то я больше работал со специалистами по компьютерным эффектам, чем с ними. Ох уж эти компьютеры. С ними можно чего угодно добиться, они все упрощают. Все возможно, никаких препятствий. Это и хорошо, и плохо. Где был бы сегодня Кубрик, который неделями ждал, пока солнце не окажется в нужном месте, чтобы снять какой-нибудь небольшой эпизод? Мне такой подход ближе.
— Трудно было найти артистов, которые согласились бы вытворять такие жуткие вещи на экране?
— Вообще-то, не надо ничего усложнять: любого актера можно купить за хорошие деньги. В моем случае главной сложностью был поиск актрисы, поскольку с Уиллемом Дефо мы работали и раньше, его долго упрашивать не пришлось. После ряда неудачных переговоров с разными актрисами, на нашем горизонте появилась Шарлотта Гензбур и сказала: "Я мечтаю об этой роли. Отдайте ее мне". Без Шарлотты наш проект был бы обречен на провал.
— Однако без дублеров из порноиндустрии не обошлось?
— Не обошлось. Актер был впечатляющим. Немец. Он выступает под псевдонимом Хозяин.
— Порноэпизоды привели к тому, что в прокат многих стран выйдет только цензурированная версия "Антихриста".
— Я ничего не мог с этим поделать. Если бы я не согласился на цензуру, мне не удалось бы вообще найти деньги на съемки. Все, чего мне удалось добиться, — это отчетливое указание на то, что фильм подвергся цензуре: публика в кинотеатре должна об этом знать! На DVD, разумеется, будет издана только полная версия. Цензура искалечит фильм, но я был готов к этому с самого начала. Я пытаюсь каждый раз снимать кино для себя самого. Однако приходится думать о зрителях, чтобы они принесли в кассу деньги — и ты смог бы на них сделать следующий фильм. На этот раз точно для себя самого.
— После этого фильма вас обвиняют в женоненавистничестве…
— Я люблю женщин, главные герои моих лучших фильмов — женщины. Думаю, я унаследовал от Карла Теодора Дрейера любовь к актрисам. Если можно говорить об автопортретах, то в моих картинах я изображаю себя исключительно в обличии женщины. И в "Антихристе" я лучше понимаю героиню, чем героя.
— Откуда возникло представление о том, что Антихрист — это женщина?
— Вначале было название — "Антихрист", а сюжета у меня еще не было. Потом я начал анализировать представления людей об Антихристе и пришел к любопытным выводам. Я не очень религиозен, и для меня очевидно, что религия изобретена мужчинами. Женщина, которая не согласна с картиной мира, управляемого мужчинами, может восстать против этой религии — и стать Антихристом. На этом мой анализ закончился. В этой картине я впервые позволил себе отрешиться от аналитического подхода, почувствовать себя художником, а не математиком.
— Раньше вы были католиком, сейчас заделались атеистом?
— Это возрастное. С годами, когда мои родители ушли из жизни, а дети подросли, я понял, что не смогу посмотреть потомкам в глаза и сказать, что Бог есть. Невозможно. Мой фильм — об этом. Если я думаю о самом безопасном месте на земле, то сразу представляю себе уютный домик в лесу, где вокруг только животные и растения. Но стоит прислушаться к природе, присмотреться к ней, и станет очевидно, что всюду царит одно лишь страдание, одна боль. Все борются за выживание и гибнут, вот вам и идиллия. Мне трудно смириться с мыслью, что эту природу создал справедливый Бог.
— У ваших героев нет имен…
— Нет.
— А у их ребенка есть, его зовут Ник. Почему?
— М-да, хороший вопрос. Надо было назвать его просто "ребенок". А как бы мать его звала? "Эй, ребенок!" Мне и так пришлось выворачиваться с диалогами — женщина все время зовет мужчину ублюдком, чтобы не называть по имени. Конечно, надо было проявить большую последовательность и назвать ребенка "мальчик".
— В "Антихристе" вы возвращаетесь к стилизованной эстетике ранних картин. Вам надоела "Догма 95" и ее прыгающая камера?
— Нет, просто мне хотелось соединить в одном фильме монументальный стиль, похожий на "Европу" и "Элемент преступления", с документальной манерой моих поздних картин. Соединив их, я обнаружил, что не так уж сильно они друг от друга отличаются.
— Обращение к метафорическому, условному кино отозвалось посвящением Андрею Тарковскому, которое многие критики сочли издевательством над памятью мэтра.
— Никаких издевательств. Я глубоко преклоняюсь перед Тарковским. "Зеркало", которое я смотрел раз двести, в немалой степени вдохновило меня на этот фильм. Не сошлись я на Тарковского — чувствовал бы себя, будто своровал у него что-то.
— "Антихрист" ведь совсем не фильм ужасов, как вы заявляли?
— Я изо всех сил пытался сделать хоррор. Видимо, не вышло. То же самое со мной случилось, когда я пытался снять мюзикл, а получилась "Танцующая в темноте"… Жанр фильма ужасов мне очень нравится, поскольку он позволяет экспериментировать с визуальной стороной кинематографа. Меня очень вдохновил "Звонок" и другие японские ужастики.
— Скажите, вы ведь понимали, что, когда лис заговорит человеческим голосом, в зале раздастся смех?
— Пусть смеются. Это нормальная реакция на стресс. Я осознавал, что говорящий лис убьет весь ужас. Но что я мог поделать? Лис заслужил свою реплику (смеется).
— Этот лис в вашем фильме утверждает, что миром правит хаос.
— Правит, факт! Посмотрите на реакцию публики.
— Вы ждали этого?
— Нет. Я вообще не знал, чего ждать. Я долго не мог полюбить этот фильм, но теперь он мне очень нравится. То есть я не знал даже, чего ждать от себя самого. Я удивлен тем, насколько враждебную реакцию встретил "Антихрист". До Канн я показывал картину нескольким друзьям, многим из них она пришлась по душе, другим — нет. Это нормально, фильмы должны разделять публику. Однако такой открытой враждебности я не ожидал. Раньше меня это не нервировало. Похоже, сейчас я созрел для более нормальной реакции. На официальной премьере я чувствовал такое напряжение в зале, что не смог досидеть до конца и сбежал. Мне говорили, что зрители почувствовали себя оскорбленными… Поверьте, я никого обижать не хотел. Напротив, я чувствую себя так, будто пригласил людей к себе домой в гости, а они обошлись со мной непочтительно.
— Ну вы предложили публике не самое простое и приятное зрелище.
— Что поделать, я пессимист. Пессимизм — единственная моя терапия.
Интервью взял Антон Долин